Алексей Иванов (1969–)

В целом, не рекомендую :)
К середине книжки я так и не поняла, зачем оно мне надо.

Что хорошо: бескрайняя Сибирь, родные места, Тобольск, Тюмень и даже Сургут, Березов (который в ту пору еще город), Иртыш, Обь и Тобол.
Что плохо: все остальное.

Точнее, оно не то чтобы плохо, оно скорее "зачем?". Может быть, моя проблема в неверных ожиданиях. Не знаю, чего я ожидала, но видимо какой-то стройности сюжета и осязаемых персонажей.
О ком эта книга? О чем? О Сибири, ок. Но сюжет где? Куда всё движется? Кто все эти люди?

Сюжета нет, вещи просто происходят. Что-то просто случается. Потом еще что-то случается. Потом давайте вспомним, что случилось 120 лет назад.

Героев - множество, но они все абсолютно безликие и проходные. Почему я должна сопереживать вот этому или этому или этому? Чем они хороши, что в них интересного, чем они должны меня зацепить?
Судьба их всех меня совершенно не волновала. И я с трудом отличала их друг от друга, именно потому что кто они всееее???
Мне было действительно интересно разве что про Айкони, но у нее там примерно пять минут эфирного времени. Все остальные - я не знаю, что им всем надо, и зачем они мне.

Язык тоже, хм, странноватый. Местами вроде хорошо, а местами герои разговаривают, как люди из учебника иностранного языка:

– Бригитта, я знаю, ты прячешь серебряный риксдалер, отдай его мне!
– У меня его давно уже нет, Михаэль.
– Ты потеряла мои рукавицы, Бригитта. У меня мёрзнут руки. Это дикая страна, я её ненавижу. Отдай мне свои чулки из шерсти, я натяну их на руки.
– Не отдам. Я видела, как ты проиграл рукавицы в кости, Михаэль.

А другими местами автор думает, что он умеет в красивости (спойлер: не умеет) и делает вот так:

Звёзды вчетверо увеличились в размерах, словно взорвались, выстрелив крестами длинных лучей, но призрачная взрывная волна не шевельнула на земле и травинки. Беглый звёздный огонь пылал беззвучной канонадой. Незримая рука великого астронома чертила огромные дуги по огромной сфере, вонзив иглу блещущего циркуля в точку фокуса, а синусы и тангенсы небесных исчислений бестелесно проницали друг друга острыми углами, измеряя мерцающие радианты рассеивания. Вся эта небесная баллистика рассыпалась бы на рикошеты, но её удерживали строгие таблицы созвездий.

Что это было, господи.

Отмечу, однако, что примерно к 300-й странице (из 470) я как-то выдохнула и даже немножко вчиталась. На персонажей мне по-прежнему было наплевать, но хотя бы стало любопытно, куда вся эта история выведет.

Спойлер: никуда. Она не выведет никуда и закончится на полуслове - потому что там же еще СИКВЕЛ. На который у меня точно не хватит моральных сил.

В общем, спасибо, больше не надо.

PS.
Ничего в России не изменилось с петровских времен.
1) Есть царь и приближенные к царю - и есть холопы.
2) Главная задача любого приближенного к царю - как поудачнее воровать из казны.
3) Бороться с воровством из казны никто не видит смысла, потому что ЭТО НОРМАЛЬНО, считают они (до сих пор).… (mehr)

Almost unbelievably vapid.
Highly motivational though (in a mildly moralizing way) with a lot of amusing geological terms. Let's all go conquer nature and become real men.

Here is a Russian version:

Начинается роман хорошо, как привокзальное чтиво, но (в отличие от почитаемого на западе Андрея Куркова) с хорошо темперированной орфографией и последовательным синтаксисом. Иногда даже вызывает кривоватую улыбку.
Отвлекаясь от прозаических будней, автор со вкусом описывает родную Пермь, используя нередко приятно незнакомые термины из области судостроительства и геологии. В ходе прозаических будней протагонист становляется у детей как детей учителем географии, который знает мало, но как никто поощряет и сплачивает. Дома герой светло любит маленькую дочку и великодушно прощает заблуждую жену, каковая ситуация литературно служит единством противоположностей. Впрочем, я про эти противоположности почти забыл. Бесцельность героева существования подчёркивается описаниями ликёро-водочных и шашнеобразных эскапад, и у внимательного читателя уже после восьмой-десятой главки к нашему лирику лежит душа. И вдруг всё это противостоятельство выливается в:
а) реминисценции о смерти Брежнева, и душа лежит ещё сильнее;
б) гигантский доброгеологический Поход от первого лица, где все переживают мощнейшие эмоциональные толчки и очень сильно сплачиваются и получают путёвку в жизнь, и на душе образуется пролежень.
Читать отперволицый Поход с вот такой любовью:

"Я не возьму Машу не потому, что мое чувство к ней -- это умиление взрослого ребенком, или робость мужчины с девочкой, или трепет грешника перед ангелом."

невмоготу, а душа тем временем не встаёт. И только на едва заметный миг между прошлым и будущим она перекладывается от протагониста к писателю, который позволяет наболевшему герою искренний дисклеймер:

Вожатой в нашем отряде "Чайка" была студентка пединститута по имени Мария Николаевна. Девица лет двадцати с комсомольско-панельными склонностями, как я сейчас понимаю. Ну, то есть турпоходы, стройотряды, багульник на сопках и рельсы в тайге, костры там всякие, пора-по-бабам на гитаре, и все для того, чтобы где-нибудь за буреломом ее прищемил потный турист в болотниках или грязный геолог со скальным молотком. И дружила наша Марья с физруком, престарелым козлом, который в придачу к этому работал также сторожем, конюхом, электриком и вообще всем на свете.

Из единств противоположностей соткана душа писателя.
На обороте моего издания была фотография автора. Я сделал из всего лица одну бороду, а на лбу нарисовал глаза с длинными ресницами, и присовокупив неуклюжую дарственную, передал замучившуюся книгу во владение соответствующей библиотеки. Очень хорошо читается.
… (mehr)